Шрифт:
Закладка:
«Пройдут месяцы, долгие, долгие месяцы, а я все буду целовать вас с ненасытной жадностью. Пройдет столько месяцев, сколько дней в году, сколько часов в году, сколько минут в году, а все не исчерпаются поцелуи, которыми я хочу покрыть ваши руки, ваши волосы, ваши глаза, вашу шею…»
Ему повстречались три маленькие девочки. Они водили хоровод и выводили песенку, вписывая поющий треугольник в танцующий круг.
«Хлоя, я хотел бы, чтобы ваши груди прижались к моей груди, чтобы мои ладони касались вашего трепещущего тела, чтобы ваши руки обхватили мою шею, а ваша благоухающая головка уткнулась мне в плечо, я хотел бы вдыхать ваш запах, ощущать вашу кожу…»
Небо было голубым, ясным, мороз еще держался, но уже не лютовал, как прежде. На четко очерченных черных деревьях тускнели концы веток – там набухали зеленые почки.
«Когда вас нет рядом, я вижу вас в том платье с серебряными пуговицами, но когда же это вы в нем были? Не в первую ли встречу? Нет, в день нашего свидания оно облегало ваше тело под тяжелым и мягким пальто».
Он толкнул дверь и вошел в лавку.
– Мне нужны цветы для Хлои, – сказал он.
– Когда их доставить? – спросила цветочница.
Она была молодая, хрупкая, с красивыми руками. И очень любила цветы.
– Завтра утром. Ко мне домой тоже надо отправить побольше цветов, чтобы вся наша комната была ими завалена, – лилиями, белыми розами и гладиолусами и еще другими белыми цветами. Но главное, не забудьте большой букет красных роз…
XVII
Братья Демарэ, близнецы, одевались, чтобы отправиться на свадьбу. Их очень часто приглашали в качестве свадебных педералов, потому что они выглядели на редкость представительно. Старшего звали Кориолан. У него были черные вьющиеся волосы, белая нежная кожа, невинный взгляд, прямой нос и голубые глаза, опушенные желтыми ресницами.
Младший по имени Пегас выглядел точно так же, с той лишь разницей, что ресницы его были зелеными, и этого обычно оказывалось достаточным, чтобы отличить их друг от друга. Они выбрали карьеру педиков по необходимости и по склонности, но так как они хорошо зарабатывали, выступая в качестве свадебных педералов, им уже почти не приходилось работать, и, увы, это пагубное безделье толкало их время от времени в объятия порока. Вот накануне, например, Кориолан побаловался с одной девицей, и теперь Пегас, стоя перед трельяжем и натирая себе чресла спермацетовым кремом «В мужских объятиях», весьма сурово его отчитывал.
– Нет, ты скажи мне, в котором часу ты вчера пришел домой? – допытывался Пегас.
– Не помню, – отмахнулся Кориолан. – Оставь меня в покое, занимайся своим делом.
Кориолан выщипывал себе брови с помощью медицинского пинцета.
– Ты ведешь себя непристойно! – сказал Пегас. – Девочка! Если бы только твоя тетя это видела!..
– Подумаешь!.. А ты что, никогда этим не занимался? Нет? – грозно наступал на него Кориолан.
– Скажи, когда? – с некоторой тревогой в голосе спросил Пегас.
Он прекратил себя массировать и сделал несколько приседаний перед зеркалом.
– Ладно, не будем уточнять, – сказал Кориолан. – А то сквозь землю провалишься от стыда. Застегни-ка мне лучше ширинку.
У них были брюки особого покроя, с ширинками сзади, которые трудно застегнуть самому.
– А, вот видишь! – ухмыльнулся Пегас. – Тебе нечего сказать!..
– Ну ладно, хватит! – повторил Кориолан. – Чья свадьба сегодня?
– Колен женится на Хлое, – сказал брат с гримасой отвращения.
– Чего это ты? – удивился Кориолан. – Парень что надо.
– Да, он-то парень что надо, – подхватил Пегас, не скрывая своего вожделения. – Но она!.. У нее такие круглые груди, что просто невозможно вообразить ее мальчишкой!..
Кориолан покраснел.
– А мне она кажется красивой, – пробормотал он. – И мне хочется дотронуться до ее груди… А тебе нет?..
Брат посмотрел на него с недоумением.
– Ну и сволочь же ты! – крикнул он в сердцах. – Нет второго такого развратника!.. Кончится тем, что ты женишься на женщине!..
XVIII
Надстоятель вышел из тризницы в сопровождении Пьяномаря и Священка. У всех троих в руках были картонки с украшениями для храма.
– Когда придет грузовик с краскомазами, – сказал он, обернувшись к Священку, – распорядитесь, Жозеф, чтобы заехал прямо в алтарь.
Странное дело, но почти всех Священков на свете зовут почему-то Жозефами.
– Будем красить в желтый? – спросил Жозеф.
– В лиловую полоску, – уточнил Пьяномарь по имени Эмманюэль Жюдо, симпатичный верзила в парчовом облачении с золотой цепью, сиянием своим напоминавшем северное.
– Да, – подтвердил Надстоятель, – ведь на благословение прибудет сам Архиписк. Пошли, нам надо обрядить хоры.
– А сколько будет музыкантов? – спросил Священок.
– Семь на десять да три, – ответил Пьяномарь.
– И четырнадцать певунчиков, – с гордостью добавил Надстоятель.
Священок аж свистнул: «Фью!»
– А венчаются только двое! – сказал он и причмокнул с восхищением.
– Да, – сказал Надстоятель. – Вот что значит быть богатым.
– Народу будет много? – спросил Пьяномарь.
– Очень много, – сказал Священок. – Я возьму красную алебарду и красную трость с набалдашником.
– Нет, – сказал Надстоятель. – На этот случай нужна желтая алебарда и лиловая трость, это будет изысканней.
Они остановились под хорами. Надстоятель отыскал в одном из столпов, подпирающих свод, едва заметную дверцу и отворил ее. Они гуськом стали подниматься по узкой винтовой лестнице. Сверху сочился слабый свет.
– Тяжело! – сказал Надстоятель.
Священок, подымавшийся последним, поддакнул ему. Пьяномарю, который шел между ними, деться было некуда, ему пришлось согласиться.
– Еще два с половиной витка, – сказал Надстоятель.
Наконец они вышли на хоры, расположенные против алтаря на высоте ста метров над церковным полом, который трудно было разглядеть сквозь туман: облака беспрепятственно вплывали в храм и огромными хлопьями проносились по среднему нефу.
– Погода будет отличная, – сказал Пьяномарь, принюхиваясь к облакам. – Пахнет тимьяном.
– Немного отдает и лакрицей, – добавил Священок.
– Надеюсь, церемония удастся на славу, – сказал Надстоятель.
Поставив картонки на пол, они принялись украшать стулья музыкантов.
Священок разворачивал праздничные покрышки, сдувая с них пыль, и передавал Пьяномарю и Надстоятелю.
Вздымавшиеся над их головами каменные столпы соединялись где-то там, в едва различимой вышине. Матовый бело-кремовый известняк, обласканный нежным сиянием дня, отражал ровный и мягкий свет. А под самой кровлей густела бирюзовая синева.
– Надо надраить микрофоны, – сказал Надстоятель Священку.
– Вот сейчас разверну последнюю покрышку и займусь этим, – ответил Священок.
Он вынул из сумки красную суконку и принялся энергично тереть подставку ближайшего микрофона. Всего их было четыре штуки, расположенные в ряд перед стульями музыкантов. Микрофоны эти были подключены к особому механизму для того, чтобы каждая мелодия включала соответствующий колокольный звон. Внутри же храма звучала только музыка.
– Скорей, Жозеф, – сказал Пьяномарь, – мы с Эмманюэлем уже все закончили.
– Подождите меня, – попросил